И там скажи: тебя послал мужик кухонный Государя.Вот этого здесь не было не то, что давно, - неприлично давно. Посему обновляюю ссылки:
http://ondriaw.livejourna>l.com203991.html
http://ondriaw.livejourna>l.com213524.html
http://ondriaw.livejourna>l.com221723.html
Тогда, на клич его: «О дочери Зари и слуги Утренней звезды, придите
Меня облечь оружием», из за завес шатра явились
Босыя, с непокрытой головою, три прекрасныя девицы
В одеждах розовых и золотых; ступни их ног в траве росистой
Сверкали белизной; а в волосах горели капельки росы
Иль самоцветы, словно искры в глубине Авантурина-камня.
В доспех его одели голубой и щит, того же голубого цвета,
С денницею, вручили. Молча наблюдал Гарет
За рыцарем, а тот стоял надменно, ожидая,
Пока к нему не подвели коня; у ног его, в реке сияла
Небесная лазурь, дрожа в волнах, и в ней – шатер тот пестрый,
Босыя ноги, рыцарский доспех, и розовое одеянье, и денница.
«Что смотришь ты?», спросила та, что наблюдала за Гаретом,
«Дрожишь от страха ты? Да уж, пора: беги,
Спасайся, вниз в долину, прежде чем в седло
Не сел он. О позоре кто твоем
Тебе вослед воскликнет? Ты не рыцарь, а холоп».
И рек Гарет: «Сударыня, холоп я или рыцарь,
Но легче мне две дюжины принять боев, чем слышать,
Как Вы меня поносите. Изящным словом
Вы б угодили более всего тому, кто в бой идет за Вас, но брань
Сейчас поистине угодней – силу гнева
Она дает моим рукам, и понимаю я,
Что выбью из седла его»
А тот, чьим знаком
Была звезда, сев на коня, воскликнул от моста:
«Мужик кухонный, послан из презрения ко мне!
С таким не буду биться я, но на презрение презрением отвечу.
Зане позором было б нанести ему урон тяжеле,
Чем выбить из седла, забрать коня с доспехом и пустить пешком
Обратно к Королю. Давай же, подходи, холоп и даму
Оставь. И берегись: холопу не пристало
С такою дамой ехать рядом»
«Пес, ты лжешь.
Я – отрасль рода более высокого, чем твой.
Он рек; и в скачке бешенной сошлись
Они, друг в друга врезавшись на среднем
Мосту, и копья у обоих покривились, не сломившись,
И оба рыцаря мгновенно, как из катапульты вылетают камни,
Из седел выпали, за крупы скакунов своих и мост,
Как будто мертвые; но быстро на ноги вскочили, и Гарет
Так устремился на противника с мечом, что оттеснил его
С моста назад, девица ж восклицала: «Славные удары,
Холоп кухонный!», доколе не разбит был щит Гарета; но одним ударом
Того, кто щит разбил он ниспроверг во прах.
И павший прокричал: «Оставь мне жизнь, сдаюсь!»
Гарет в ответ: «Коль эта барышня меня о том попросит,
Да – я легко дарую эту милость». Покраснев, она:
«Наглец чумазый! Мне тебя просить? С меня довольно
Того уже, что я с тобою рядом еду, да еще тебя просить
О милости!» - «Тогда умрет он». И Гарет шнурки на шлеме развязал,
Чтоб голову ему отсечь, но вскрикнула пронзительно девица:
«Чумазый, не дерзай убить того, кто благородней
Тебя». – «Сударыня, Ваш вызов для меня – как кладезь удовольствий. Рыцарь,
Ты жив ея веленьем. Встань и сейчас же поспеши к Артуру
И там скажи: тебя послал мужик кухонный Государя.
И умоляй его простить тебя за то, что ты его закон нарушил.
Я сам, когда вернусь, твоим ходатаем пред ним предстану.
Твой щит отныне мой – прощай; а Вы, девица,
Ведите, я последую».
И прочь она умчалась;
Когда же он нагнал ее, сказала: «Мне сдается,
Холоп, когда глядела я, как ты сражался на мосту,
Смрад кухни до меня чуть-чуть ослабевая доносился;
Но поменялся ветер: в двадцать раз сильнее
Его я чувствую». И с тем она запела:
«Денница, (не злодей высокорослый тот,
Которого ты колдовством иль случаем, ему несчастным,
Воспользовавшись, или хитростью какой, низверг презренно,
Денница, чья улыбка в синеве сияет, о звезда!
Мой сон предутренний и сбывшийся, сияй всегда!
И улыбайся, - здесь моя любовь мне улыбнулась.
Но ты, холоп ступай, подумай и беги:
Жестоко тот, кто охраняет здешний брод –
Второй из братьев в их безумной притче –
Тебе заплатит полным счетом, с головы до самых пят,
И не печалься о позоре: ты не рыцарь, а холоп».
Ей отвечал со смехом сэр Гарет: «В их притче?
Послушайте же притчу от холопа. В нашей кухне,
Где я служил средь прочих вместе, страшно жгучим был очаг,
И пса имел один товарищ мой свирепого, и скинув плащ,
Ему велел он: «Стереги», и не посмел никто на плащ тот посягнуть.
И Вы – как этот плащ, и Вас мне Государь
Вручил, чтоб я стерег, и я – как этот пес, я должен
Быть начеку, а не бежать, и – рыцарь иль холоп, -
Холоп, что служит Вам как полноценный рыцарь,
По мне, ничуть не хуже рыцаря любого для того,
Чтоб вызволить сестрицу Вашу»,
«Сэр Холоп!
Да, да, холоп, за то, что ты сражался, словно рыцарь,
Холопом только будучи, ты ненавистен мне еще сильнее».
«О благородная красавица, Вам надлежало б тем сильней меня почтить,
За то, что будучи холопом лишь, я Ваших бью врагов».
«Да, да», она сказала, «но и на тебя найдется укорот».
И так, когда они второй излучины реки коснулись,
Громадный на громадном рыжем скакуне, в сплошной кольчуге,
Начищенной до ослепительного блеска, Солнце Полдня
Явился. Словно бы цветок, что будто шар, весь в стрелах с золотистым опереньем,
Вдруг увеличился тысячекратно, - так, пылая жарко, показался щит,
И точки черныя в глазах Гарета заплясали до тех пор, пока он взгляд
От рыцаря не отвратил. А тот поверх ревущего потока
Прогрохотал: «Зачем, пришел ты, брат, сюда, в мои болота?»
Ему в ответ чрез волны крикнула девица: «Здесь холоп
Кухонный из Артуровых палат, что брата твоего поверг на землю
И взял его доспехи». «Тьфу!» воскликнул Солнце и, подняв забрало,
Открыл лицо, все красное, и взгляд, безумием опустошенный,
И шпоры дал коню, и выехал среди потоков пенных,
И посреди реки сошелся с ним Гарет, и не было пространства
Там для копья, как то бывает на турнире; и мечи
Четырежды сошлись в руках, и крепки были их удары; новый рыцарь
Уже боялся, что ему придется стыд познать; но тут,
Когда десницу Солнце мощную вознес для пятого удара,
Его коня копыто поскользнулось под водой, и, хлынув,
Реки поток увлек вслед за собою Солнце.
И протянул Гарет копье свое чрез брод, и Солнцу
Путь преградил, оставив только путь назад, но тот уж не сражался,
О камни дна едва не поломав все кости, и Гарету сдался,
И его Гарет отправил к Королю: «Я сам, когда вернусь,
Твоим ходатаем пред ним предстану; Вы ж ведите, я иду за Вами».
И тихо повела она вперед. «Неужто, барышня, сей славный ветер
Переменился вновь?» «О нет, нисколько: не был победителем ты здесь.
Брод выложен тут каменными плитами, и оступился
Его здесь конь, - да, да, я это видела сама.
«О Солнце (нет, не тот безумец сильный, сэр Холоп,
Кого не ты сразил, но лишь несчастный случай),
О Солнце, пробуждающее все к блаженству или боли,
О ты, луна, всему вновь тихо сна дарующая волю,
Приветно улыбайтесь – дважды улыбнулась мне моя любовь.
Что знаешь о любовных песнях ты иль о любви?
Нет, нет, свидетель Бог, когда бы ты родился знатным,
С тобой приятно было б рядом быть. Да, может быть, –
О росные цветы, что солнцу открываетесь с разсветом,
О росные цветы, что закрываетесь с уходом света,
Приветно улыбайтесь – дважды улыбнулась мне любовь.
Что знаешь о цветах ты, кроме как, наверно,
О пряностях к различным блюдам? Не обладает ли наш добрый Государь,
Тебя со мной пославший, цвет кухарства, странноватым вкусом
К цветам? Чем пирожки обкладываешь ты? И чем –
Кабанью голову? Цветами? Нет, лавр и розмарин подходят вепрю.
О птицы, небо утром красящие вашим щебетаньем,
О птицы, щебет ваш так украшает с солнцем разставанье!
Приветно пойте, пойте – дважды улыбнулась мне любовь.
Что знаешь ты о птицах, - жаворонках, коноплянках,
Дроздах, малиновках? О чем мечтаешь ты, когда оне возносят
Все выше и сильнее мая музыку в крепчающих лучах,
Так поклоняясь Солнцу в радости? – одни пойдут в силки
(В воображении твоем), а те годны на вертел
Для шпигования и полировки жиром. Чтож, теперь гляди,
Как не случилось бы тебе не шпиговать их больше, если только
Назад не повернешь и прочь не улетишь. Вон там
Стоит безумец третий из разыгранной меж ними притчи».
Зане там за мостом с тремя пролетами, весь ало-розовый в закатном свете,
Казавшийся совсем нагим, и ярко отражаясь в водах
Широкого потока в частой ряби, рыцарь,
Назвавшийся Звездой Вечернею, стоял.
И рек Гарет: «Зачем безумец тот нагим при свете дня
Блуждает здесь?» «О нет!» воскликнула девица,
«Не наг он, но в дубленых кожах, что так ему подходят,
Что собственною кожей кажутся; надежная преграда
Оне клинку, пробившему его доспехи».
И третий брат воскликнул через мост: «О брат-звезда!
Зачем ты просиял так низко, здесь? Ведь выше твой удел; неужто
Убил ты поединщика девицы?» и воскликнула девица:
«Не Ваша он звезда, но с Государевых небес посланец
На гибель Вам и Вашему семейству! Ибо
Два Ваших брата меньших уж упали перед ним, и с Вами,
Случится то же, сэр Звезда. Не стары ль Вы?»
«Да, стар,
Девица, стар и тверд, и в старости владею силой
И духом двадцати юнцов». И рек Гарет: «Стар и отважен
Излишне в хвастовстве! Но та же сила, что низвергла наземь
Денницу, может и Вечернюю сразить Звезду».
И оба
В рог протрубили звучно и зловеще. «Приди, одень меня в доспехи!»
И медленно из старого шатра, покрытого и ржой и грязью,
Явилась седовласая девица и на него надела старые доспехи,
И шлем дала, вершину коего одна лишь ветка украшала,
Сухая и зеленая, а с ним и щит с начертанной Звездой Вечерней,
Наполовину блеклой и наполовину яркой, символом его; однако,
Когда она взошла, сверкая, над седлом, два воина сошлись
В безумье яростном там на мосту, и сшиб противника Гарет,
И отступил, и дал подняться, и опять поверг,
Но тот, как пламя, ожил; и за каждым разом, как Гарет свергал
Его во прах коленопреклоненным, тотчас он в седло
Вновь поднимался; и Гарет уж тяжело дышал и в благородном сердце
Уж предрекал почти трудов своих тщету, зане себе казался схожим
Он с тем, кто на исходе долгих лет вдруг начал битву
С привычками дурными прежней жизни, но они, собравшись вместе
Из всех прожитых лет, ему кричат: «Ты сам нас господами сделал,
И свергнуть нас не можешь!», и в отчаянье его почти ввергают;
И так Гарету тщетною борьба казалась; между тем девица
Не уставала восклицать: «Достойный труд, кухонный рыцарь,
Достойные удары, добрый рыцарь-служка! О холоп,
Любому рыцарю на свете равный благородством, –
Не посрами меня, не посрами меня! Я предрекла –
Сражайся, ты достоин Круглого Стола, – его доспехи стары,
Он верит в прочность кож дубленых, – бейся, бейся! – ветер
Не переменится уж никогда!» И слыша это, все сильнее,
Рубил Гарет и разрубил доспех в куски большие, но впустую
Мечом хлестал по коже и никак не мог
Противника повергнуть – так шумные не могут жители пределов
Приморских юго-западных, на гребнях волн качаясь,
Буй утопить – он, погружаясь, снова восстает из вод;
Но наконец клинка ударом сэр Гарет сломил его клинок
По рукоять. «Я победил тебя!», но тот вдруг прыгнул
И не по-рыцарски совсем, руками жилистыми так сдавил Гарета,
Что тот, хоть и в кольчуге, начал задыхаться, но собрав
Все силы в чрезвычайном напряженье, он отбросил
И в реку выкинул врага с моста с волной бороться или утонуть, и прокричал:
«Ведите, я иду за Вами»,
Но ему в ответ девица:
«Я больше не веду: езжай со мною рядом,
Ты самый царственный из всех кухонных служек.
О клевер, искорка лиловая вослед дождю на поле,
О радуга, дождя трехцветный след на солнечном раздолье!
Приветно улыбайтесь – трижды улыбнулась мне моя любовь.
Сэр, – как приятно было б мне тебя звать – Рыцарь,
Но раз из уст твоих я слышала, как ты назвал себя холопом –
Мне стыдно, что тебя я так бранила, унижала и хулила;
Я родом высока; и думала, что Государь меня и род
Мой ни во что поставил; ныне у тебя прошу прощенья, друг,
Ведь ты всегда мне отвечал, как вежеству пристало,
И был отважен безгранично и при этом кроток, вровень
С достойнейшим из рыцарей Артура, но лишь будучи холопом,
Смутил меня ты и запутал; я дивлюсь, гадая, кто же ты».
|